Последние два года стали переломными в кадровой политике Кремля. На фоне запредельной популярности лидера и чрезвычайной ослабленности формальных институтов – разделения властей, выборов, малого самоуправления – произошло ослабление неформальных институтов в виде клиентел членов «путинского политбюро» и слом прежних правил игры без объявления (пока?) новых. В результате системе удалось резко ослабить остроту поколенческой кадровой проблемы, обусловленную старением путинских соратников. Вопрос в том, какой ценой и как надолго.
Впервые из игры резко выводится значительный отряд верхушки путинской элиты, считавшейся неприкасаемой. Ранее сходным образом, пожалуй, уходил лишь Виктор Черкесов в 2008 г., отправленный поначалу с поста директора ФСКН возглавить новое Федеральное агентство по поставкам вооружений, а через пару лет и вовсе в отставку.
Сегодня отставленные с ключевых постов тяжеловесы получают синекурные посты помощников, как Владимир Кожин, Виктор Зубков, или спецпредставителей президента, как Сергей Иванов и тот же Зубков. Многие отставники садятся в кресла председателей советов госкомпаний: Зубков – «Газпрома», Евгений Муров – «Зарубежнефти», Михаил Фрадков – РЖД и «Алмаз-Антея», их дети остаются на высоких постах в системе. Есть среди новоотставленных и просто пенсионеры: Владимир Якунин, Виктор Иванов, Андрей Бельянинов, Константин Ромодановский.
С недавних пор в политический лексикон вошел термин «опала». Чаще других его использует в своем интервью после отставки с поста главы администрации президента (АП) Сергей Иванов, естественно, отрицая саму мысль, что он имеет к нему отношение (интервью «Комсомольской правде», 18.10.2016). Владислав Сурков в 2013 г., как и полугодом ранее Анатолий Сердюков, подвергнуты опале за одно и то же прегрешение – недостаточную верность лидеру. При этом имело место публичное унижение, как метка, как знак для элит. В одном случае это публичное обнаружение министра рано утром в квартире у подчиненной, в другом – выволочка вице-премьеру из уст второстепенного чиновника Следственного комитета. Таким же знаком можно считать и граничащее с издевательством предложение одному из самых старших силовиков поста спецпредставителя президента по экологии.
На ключевые должности приходит второе поколение путинских элит – те, кто делал карьеру с самого начала уже при Путине-президенте. Это в большинстве своем не заместители, унаследовавшие шефам, а новички, часто совсем из других структур, годящиеся сменяемым в дети. Если же они идут на повышение в своей собственной структуре, то на резкое – из третьего эшелона сразу в первый.
А что же дети соратников Владимира Путина? Некоторые из них, как, например, Илья Шестаков или Петр Фрадков, вышли на серьезные посты в госуправлении – главы федерального агентства и замглавы управления делами президента. Представляется, однако, что в ситуации демонтажа элитных пирамид сегодняшние достижения – потолок для них и если называть их принцами, как это делает политолог Евгений Минченко, то в лучшем случае с уходом отцов они таковыми и останутся. Дело в том, что их отцы, даже оставаясь во власти, перестали быть владетельными князьями в силу общей централизации системы и демонтажа того, что некоторое время назад можно было называть «федерацией корпораций».
Принцип «разделяй и властвуй» реализуется как в отношениях между структурами, так и внутри них. Можно взять, например, матрешку в АП: раньше Сергея Иванова уравновешивал его первый зам Вячеслав Володин, теперь Антона Вайно – Сергей Кириенко. Но и в епархии Кириенко убрать «володинскую» Татьяну Воронову оказалось можно, а назначить замену из своих – нет, в результате возникла пара Сергей Кириенко – глава управления внутренней политики Андрей Ярин. То же имеет место и в ФСБ, где возникла пара Александр Бортников – Сергей Королев. Первый заместитель не должен быть человеком своего непосредственного начальника – скорее дышащим в спину потенциальным сменщиком, контролером и противовесом – так система отчасти компенсирует отсутствие открытой политической конкуренции. Известная дилемма «лояльность – эффективность» применительно к отдельным властным структурам и целым их блокам упрощает контроль, но эффективность снижает.
Общая картина последних кадровых замен меняет устоявшееся представление о ситуативности, реактивности и конъюнктурном характере кадровых решений. За ними видны системность и стратегичность подходов Кремля к кадровым вопросам – многие перестановки имеют горизонт планирования существенно дальше, чем 2018 г., т. е. призваны решить не проблему дожития до 2018 г., а как жить потом. При этом, однако, во-первых, системы воспроизводства кадров как не было, так и нет, а, во-вторых, массовое освежение крови привело не столько к увеличению ресурса действующей системы, сколько к ее переустройству. Система в результате стала еще более персонифицированной, резко возросли риски, связанные с ослаблением или уходом первого лица. Замены в верхних эшелонах привели к значительному снижению роли топ-менеджеров и усилению роли «акционеров», которые, впрочем, в силу своего положения не принимают участия в текущем управлении (а только в распределении ренты).
Изменилась вся конфигурация элит. Прежних «башен Кремля», «политбюро» и «планетной системы» уже нет, нет и «корпорации», во всяком случае, корпорации мирного времени. Есть верховный главнокомандующий и ведомая им колонна на марше.
При этом нынешнее состояние системы следует рассматривать скорее как промежуточное. Прежде всего, сменщики в силу молодости и отсутствия политического веса не способны, но, по-видимому, и не предназначены в полной мере и надолго заменить смененных. Роль по крайней мере части из них заключается в обеспечении для Владимира Путина полного контроля за важными регионами и корпорациями на время, как можно ожидать, серьезного политического маневра, связанного с изменением курса и, возможно, конфигурации власти. Кроме того, весь институциональный дизайн системы заточен под состояние покоя, а не движения. Для обеспечения движения не хватает форматов представительства и согласования интересов, как региональных, так и корпоративных. Наконец, никакая политическая система не может существовать долго без несущих конструкций, в роли которых выступают формальные и неформальные институты, включая правила игры. Отсюда неизбежность реинституционализации в том или ином виде уже в ближайшем будущем и объявления новых правил игры.
Институционализация, без которой не обойтись, может вести как к укреплению номенклатурной системы (возврат к советской разновидности), так и к ее демонтажу. В первом случае необходимо более жесткое закрепление номенклатурных позиций и согласование назначений на них за уровнями «президентской вертикали», включая администрацию президента, полпредов в федеральных округах и коллегии федеральных органов исполнительной власти в регионах; а также выстраивание эффективной системы отбора и подготовки кадров на базе, скажем, праймериз «Единой России» разного уровня.
Кадровая революция – 2016 показывает, что Владимир Путин способен решать проблемы системы, но не может выстроить систему, которая сама бы их решала. Элита подверглась омоложению, но искусственному, извне, осуществленному путем присадки, а не выращивания. В результате ее ресурс вырос, но не на следующие 15–20 лет, а на гораздо меньший срок. Кроме того, сама система назначений не справляется с такой скоростью работы и дает сбои, как в случае с Евгением Зиничевым, пробывшим губернатором Калининградской области менее 100 дней. Муссируются и слухи об уходе Олега Белозерова, с августа прошлого года возглавляющего РЖД, – даже если это эффект «новой метлы», его он все равно ослабляет.
Наконец, судя по всему, масштабные кадровые перестановки – не самоцель, а средство для осуществления серьезного маневра с изменением курса и, возможно, характера режима. Произведенные замены фактически расчищают пространство для маневра, минимизируя, а то и вовсе исключая саму возможность мало-мальского сопротивления со стороны элит.
Автор – руководитель Центра политико-географических исследований